Домой Спецпроекты Краеведение Здесь люди жили с песнями. Деревня Погорелка

Здесь люди жили с песнями. Деревня Погорелка

Здесь люди жили с песнями. Деревня Погорелка
Исчезнувшие и исчезающие деревни должны сохранить в истории свои названия и имена тех, кто в них жил, чтобы люди их помнили.

Неспеша шли мы с моими гидами по д. Погорелке.

– Слышали ещё, что тут промышляли ушкуйники, которые грабили купцов, – сказал А.Л. Лейкин. – Река была судоходная, и купцы по ней сплавлялись на ярмарку в Нижний Новгород. Есть легенда, что где-то тут зарыли клад. К нам в Москву приезжал один чудак из этих мест – за металлоискателем. Мы ему его нашли, но клада он так и не отыскал, потом стал заниматься поиском цветного металла. До сих пор, как наступает лето, в окрестностях начинаются работы по поиску клада, но люди находят в полях только болты и гайки, и ещё какие-то запчасти от машин и тракторов. Думаю,
искать тут бесполезно, ведь во все времена здесь народ бедно жил, хотя и слыла Ветлуга городом богатым.

В Погорелке мы уже не застали старообрядцев. А вот художник Э. Штейнберг был с ними знаком. В колхоз они не вступали, кормились дарами леса и всем, что выращивали на своём приусадебном участке. Одну из них звали Фиса. Её мужа арестовали в начале Великой Отечественной войны, потому что по вере ему нельзя было в руки брать оружие, из лагерей он так и не вернулся, и осталась Фиса вдовой. Интересная была женщина, если приходила в дом, ругалась, что радио слушаем, требовала выключить быстрее. Не признавала советских денег, где был изображён В.И. Ленин. Старообрядцы жили и в других окрестных деревнях. Ведь недаром в своём романе «В лесах» Мельников-Печерский описывал наши великолепные места, где обитали старообрядцы. Летом сюда приезжал конструктор Горьковского автозавода М.М. Глумов, у него была изба. Александр Флешин в шутку нас называл избачами. Сейчас в доме конструктора обосновались его внуки, решили отстроить дом. Давайте зайдём в дом Натальи Георгиевны Муравьёвой (Треумовой). Её отец был очень интересным человеком, актёром Нижегородского театра, какое-то время был в сталинских лагерях. Сорок лет назад приехал сюда в Погорелку, он нас водил по белые грузди. Далеко, километров за восемь.

Как оказалось, в этот день из Нижнего Новгорода к Наталье Георгиевне приехал сын Андрей – священник Макарьевского Желтоводского монастыря, гостила сноха – матушка Татьяна. Отец Андрей неделю находится на церковной службе, другую проводит в Погорелке.
– Примерно в 1969 году мой отец Георгий Александрович Муравьёв, двоюродный брат с сестрой вскладчину в Погорелке купили дом, – рассказала Н.Г. Треумова. – Ветлуга всегда была райским уголком и манила к себе людей творческих, среди них был и мой отец. Помню, у отца был друг Иван Иванович Митюхин, работал метеорологом, семья большая – 11 детей. Друзьями они были с молодости. Тогда многие болели туберкулёзом, они лежали вместе в палате, только двое из всех и выжили. Митюхин и поселился тут, не знаю, был ли он коренным жителем. Но перебраться в ветлужские края отца пригласил он. Мы любили семьёй путешествовать, были свои лодка, палатка. Жили лето в палатке. Приплыли сюда на лодке. Люди удивлялись: «Что вы в палатке, тут домов полно?!» Много мест пересмотрели, но лучше не нашли. Ещё понравилось отцу здешнее общество, много дачников-москвичей. Он был последним представителем того «философского парохода», что «причалил» к Погорелке в
70-х годах прошлого века. Так в этой красивой деревне у нас появилась дача. Все наши дети вырастали здесь на свежем воздухе, проводили все летние каникулы. Я ездила сначала сюда только в гости, в отпуск из города. Потом мы купили свой дом, теперь тут живу все тёплые месяцы. Года три жила постоянно, к тому были обстоятельства. Когда мы тут обосновались, народу в деревне было много, стадо коров имелось, бараны. Колхоз работал, назывался «Коммунар», сажали картошку и даже
кукурузу на корм скоту. Пришло время, когда маленькие деревни старались ликвидировать, людей переселяли на центральные усадьбы колхозов. Наша Погорелка самоликвидировалась. Такую красоту люди бросили… 10 лет назад были здесь колхозные поля, теперь все заброшены и заросли лесом. В Микрихе был такой большой паром, что на нём на сенокос перевозили не только колхозников, но и трак-
тор. Паром на канате перетягивали на ту сторону реки. Некоторые дачники ездили на покос с колхозниками. Со временем всё изменилось. Погорелка вся заросла травой.

В отремонтированном доме одна почти не остаюсь. Сын уезжает на работу, приезжает сноха и живёт со мной подолгу. Ремонтировали дом своими силами, подтопок Андрей сам сложил. Здесь наволок был чище, грибов полно, и гулять можно было, ведь скотина съедала всю траву. Люди собирали хворост. Грибы росли прямо на тропинках.
Чудесный был вид, где у Погорелки сливаются три реки. В Ветлугу впадают Малая и Большая Какши. На том берегу реки Ветлуги был охотничий домик, что-то вроде турбазы, приезжали охотники, рыбаки с Сявы, отдыхали. Была вышка. Теперь ничего нет. Сын мой Андрей с детства увлёкся рыбалкой, а пристрастил его к этому занятию Эдик Штейнберг. Эдик был профессионал в рыбной ловле, иногда, когда повезёт, целый рюкзак щуками набивал, бывало, что и не один.

– Родители купили мне спиннинг, – вступил в разговор отец Андрей, – а Эдик Штейнберг научил ловить рыбу, как правильно пользоваться спиннингом, показал рыбные места. Ловили с ним в основном с лодки. В один из дней поймал семь щук, причём рыбачил прямо под нашей горой. А дело было так: забрасываю спиннинг, немного жду, сидя в лодке, начинает клевать, подматываю – рыбина, забрасываю второй раз, то же самое. И так семь раз. Не очень крупные, около килограмма весом, семь штук и все одинаковые, как на под- бор. Попадались нам и судаки, Штейнберг даже стерлядь выловил на спиннинг. Случайно, наверное, зацепил.

Распрощавшись с Треумовыми, идём к редакционной машине.

– Виктор Алексеевич, не скучно здесь вам? – спрашиваю я одного из своих провожатых.

– Тяжело, как на «Полярке» зимой, – улыбаясь, ответил В.А. Казаков. – Хорошо хоть дороги зимой разгребают, супруге каждый день надо на работу в Ветлугу ездить. У меня много дел по хозяйству, есть и техника: автомобиль, трактор, квадроцикл. Велосипед висел в сарае, отремонтировал, теперь – сел и поехал! И бензина не надо. Места здесь заповедные. Часто встречаются звери и птицы. Рассказывают, один
мужчина недалеко от деревни собирал ягоды и встретил рядом с овсами хозяина леса, но не пострадал от лап зверя. Оба были в шоке от такой встречи, медведь фыркнул, и они разбежались от испуга в разные стороны. Говорили, однажды, когда колхозники переправлялись на другой берег Ветлуги на сенокосные угодья, вдруг обнаружили, что медведь рядом плывет, один из гребцов не нарочно ударил мишку по лбу веслом. Все испугались, подумали, что он в ярости перевернёт лодку, да всё обошлось,
испуганный медведь поплыл в другую сторону. Зайцы разгуливают по деревне вольготно. Лосей можно увидеть. Как-то в окно на одного любовался – тот подошёл близко к дому. Медведи ходят, но сталкиваться с мишкой не приходилось. Закон такой, если людей нет, то тут поселяются звери. А людей здесь почти нет, значит, будущего у этой деревни тоже нет. Очень жаль…

Мои собеседники часто вспоминали добрым словом известного художника Эдуарда Штейнберга. Он тоже любил д. Погорелку и считал её жителей чуть ли не родными людьми. Об этом свидетельствует его рассказ «Погорелка – это деревня на горе», написанный им в Москве в 1989 году. Привожу его полностью: «Деревня – это от детства. Много неба. Мало земли. На горизонте – крыши домов и верхушки
деревьев поросшего погоста. После города – это сон. Сон с открытыми глазами.

Деревня – тишина – тишина без времени. Перед тобой – твой дом. Дом, как гроб, как ковчег, а земля вокруг – пристань.

Запах раскалённого асфальта, шум транспорта, мелькание людской толпы, последние новости политической жизни, магазины, друзья и посторонние посетители – все преследуют тебя. И ты ищешь спасение от отчуждённого города. И только в деревне начинаешь дышать и чувствуешь себя ребёнком «первого дня».

Входишь в дом – в гроб. Затем идёшь за водой, к колодцу и вздрагиваешь под взглядом односельчан и домашних животных. Любопытство и тоска идут по твоему
следу. Ты бываешь здесь только летом. И каждый год отсюда кто-то уходит. На погосте вырастает новое дерево-крест. И дома-гробы стоят. И там пустота. Колодец для
деревни – особое место. Смотришь вниз, в землю. За глубиной – вода. Колодец – тоже дом. И если в колодце живёт вода. То значит, возможно воскресение.

Река, гора. Лес, поля, луга, овраги, деревья, заборы. Огороды, колодцы, животные и люди – все вместе – это космос. И одновременно семья, род, история. Пётр Лебедев, Фиса Зайцева, Лида Титова, Петя Деречев, Лёша Сулоев – за каждым из них стоит история. История их древнего крестьянского рода, печальная история деревни, а через них история России. «Пить», – мычит корова. «Подайте Христа ради», – причитает Анша Пихта. «Эдик, ты привёз мне игрушек?» – просит двадцатипятилетний Толя-дурачок, «Курева и варева?» – спрашивает сбежавший из дома инвалидов сгорбленный Валерушка Титов, «Совсем не смогаю. Поведи на ключик отца Герасима», – плачет Паша-кукушка, «Всякое дыхание да хвалит Господа», – шепчет Фиса.

Входишь в дом, поросший травой, что одиноко стоит, как ковчег и как гроб. Согреваешь его своим дыхание, своими вещами и радостью людей, которые ждали тебя целый год. Укладываешь в очаг дрова, затапливаешь печь. Горит, полыхает огонь. Становится тепло. И мычание коровы, и песни Насти, и треск дров в печи, и молитва Фисы – возвращают тебя в детство. И жизнь людей между небом и землёй, рекой и погостом становится твоей жизнью».

 

Ваш комментарий

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя здесь

Срок проверки reCAPTCHA истек. Перезагрузите страницу.