Деревня Глушка вытянулась в сторону села Макарьевского и реки Ветлуги на километр. Не было раньше летописцев на каждую деревню, но предания, передаваемые из поколения в поколение, донесли до нас, что история её интересная.

При крепостном праве она принадлежала Долгорукову, Голицыну и Буковдину. В деревне находились правление и дом, где совершались порки крестьян. В конце XIX века по соседству поселился помещик Толмачёв со своим семейством. Земли его близко подходили к деревне, что приводило к частым потравам скота и расправам за них. Пойманный скот загонялся слугами Толмачёва и выкупался за отработку.

Крестьянские семьи были большие по 18 человек. На каждую семью давали свой надел земли. Полосы были разделены по 1/8 на каждого человека в семье. Земля давалась из резерва. На новорождённого тоже выделяли надел, а если человек умирал, то его надел по решению схода урядник убирал.

Урожай убирали вручную. Основное занятие – хлебопашество, скотоводство. Держали скот – по 2–3 коровы в каждой семье, упряжь и лошадей, овец, свиней. Этим обеспечивали семьи на целый год мясом и молочной продукцией. Сено косили на болотах по берегам реки Ветлуги. Зимой мужики работали в лесу по три месяца, а женщины пряли и ткали так называемые обувки под лапти, которые плели вечерами старики. Лес вывозили на берег, а потом сплавляли до Козьмодемьянска. Весной молодёжь разгружала баржи с хлебом. За это владельцы пароходов и барж платили деньги.

В д. Глушке прожил славную жизнь Геннадий Николаевич Смирнов, работавший лесничим Макарьевского лесничества, активный общественник и член краеведческого кружка местной школы. В 1946 году он предоставил сведения о деревне: «В 1913 году в д. Глушке было 50 хозяйств и проживало 250 человек. В 1926 году насчитывалось уже 60 хозяйств. Население занималось земледелием и скотоводством, работало зимой на лесозаготовках, а весной на сплаве леса – плотогоны, смолокуры, плотники – те, кто испокон веков одевал и кормил Россию. За деревней было закреплено 250 га пахотной земли, 126 га сенокосов, 160 га леса. В период коллективизации был создан колхоз, в котором в 1946 году имелось: лошадей – 12, коров – 60, овец – 100, свиней – 25, кур – 30. Население составляло: 92 мужчины и 144 женщины, в том числе учителей – 6, медработников – 1, счётоводов и других административных работников – 12. Дети ходили учиться в Макарьевскую школу, которая с 1932 года становится семилетней».

Революция 1917 года не выделила в деревне ни одного лидера подобного Василию Ивановичу Дубинову из д. Загатино или Василию Ивановичу Цыганову из д. Верхняя Слудка. По деревням ездили агитаторы из бывших солдат, устраивали митинги. В Гражданскую вой­ну в Красной армии воевали из Глушки 18 человек, в их числе Г. Н. Смирнов (на деникинском фронте).

Колхозы образовались от единоличной жизни. Землю отбирали у священников и помещиков. Скотину всю свели в общие дворы, а инвентарь свезли на склады. Землю всю объединили. Первый год был голодный, а потом крестьян ещё твёрдым налогом обложили. Мужиков, которые покрепче были, увезли на Соловки.

Раскулачили мужиков, которые занимались кожевенным, кузнечным и другими ремёслами. Кто свои мастерские не сдавал в колхоз, того обкладывали твёрдым налогом. В колхозе стали жить хуже, хотя работали много. Началась вой­на, и многие поля остались не обработанными, заменить ушедших на фронт мужиков не смогли. От недостатка удобрений стала вырождаться земля, не додавала урожай. Пришёл страшный голод, и люди стали уезжать из деревни. Когда началось укрупнение колхозов и на поля пришла техника, решилось много проблем, но молодёжи в деревне не осталось. Людей уже нельзя было вернуть снова на землю.

Династия кузнецов

В старину люди во всём надеялись на свои руки. Да и деньги у крестьян появлялись только тогда, когда ­чего-нибудь они продадут на базаре (лапти, верёвки, сено, мясо и т. п.), а ходить на базар приходилось пешком или на лошадях, 15 километров, а на Сяву – и того больше, 30 км, напрямую через лес и реку. Всё, что требовалось сельским жителям, делалось ими самими: посеют рожь, ячмень, овёс, лён, соткут ткани, будет и одежда. Сами плели лапти, корзины, плетухи, делали ложки, горшки, выделывали кожи и овчины – шили полушубки, тулупы, сапоги, бахилы. Сами делали сани, сбрую и всякий сельскохозяйственный инвентарь, мочили мочало и вили верёвки разного ассортимента. Конечно, изготовить всё потребное не под силу любому крестьянину.

Существовала своеобразная интеграция, разделение труда. В одной деревне делали горшки, в другой – ложки, в третьей – корзины и т. д.

В деревне Глушке выделялась целая династия кузнецов по фамилии Кузнецовы (сыновья кузнеца Макара Кузнецова – Василий и Николай). У Василия Макаровича после Отечественной вой­ны сначала была собственная кузница, располагавшаяся в огороде его дома, затем он работал в колхозной кузнице. Выдающимся кузнецом был Николай Макарович. Он был круглолицый, плотный мужчина, с усиками, удивительно уравновешенный и умный. Жил посредине деревни, его дом простоял до 1990 года, к тому времени был почерневший, но не покосившийся.

На Первую мировую вой­ну Николая призвали, когда он уже был отцом четверых детей (двух сыновей и двух дочерей, третий сын родился после вой­ны). На фронте профессия кузнеца пригодилась. Он вспоминал, что ковал для солдат специальные подошвы на ботинки, чтобы передвигаться по горам (во время боевых действий в Карпатах). На первой империалистической Н. М. Кузнецов был удостоен Георгиевского креста.

После революции продолжил работать в кузнице. В семье был достаток. Глава семьи мог выполнить кузнечные и слесарные работы любой сложности. Например, выковал первый на макарьевщине железный плуг, сконструировал и сделал несколько прессов (малых и больших) – штампов для изготовления деталей для сельскохозяйственных орудий и машин (в том числе отвалы к плугам). Вместе с сыном сконструировал жнейку-лобогрейку (простейшая жатвенная машина, применявшаяся для уборки основных зерновых культур – ржи, пшеницы, овса, ячменя, но могла быть использована и для кошения трав после небольшого её переоборудования). Делал тарантасы и телеги на железном ходу, в том числе колёса к ним. Гнал дёготь, смолу, давил льняное масло… И не перечислишь всего, что могли делать и делали его могучие, золотые руки для крестьянских потребностей.

Н. М. Кузнецов сначала был единоличником, потом работал в коммуне, а с 1933 года – в колхозе «Труженик» в поселении Ченебечиха. Много добра делал он людям. От раскулачивания его спасли односельчане, доказав властям, что работает он с сыновьями и не использует наёмную силу. О его трудолюбии говорят скупые строчки из трудовой книжки колхозника в год перед выходом на пенсию: май 1949 г. – чистка кустарника (16,75 трудодня); июнь – кузнечные работы (123,2 трудодня); сентябрь – гонял лошадей на молотьбе – (0,25 трудодня), кузнечные работы (44,92 трудодня).

Из этого перечня видна безотказность Николая Макаровича и готовность работать, даже гонять лошадей. В вой­ну он обслуживал кузнечными работами все колхозы бывшего Васильевского сельсовета, а когда началась малая электрификация, участвовал в строительстве Гореловской ГЭС.

Будучи продолжателем кузнечного дела, Николай Макарович научил своих сыновей Ивана и Сергея кузнечному ремеслу. Проводив обоих на Великую Отечественную вой­ну, до конца жизни, ждал их возвращения. Оба пропали без вести. Если сыновья работали с отцом до вой­ны, то в послевоенное время внуки продолжили дело деда. Вениамин Николаевич Кузнецов девять лет работал кузнецом на льнозаводе, Леонид Николаевич – кузнецом Сявского лесохимзавода, Иллиодор Иванович Кузнецов долго работал кузнецом в Сельхозтехнике, а затем в филиале завода им. Ульянова. Сын Анны Николаевны (дочери Николая Макаровича) – Леонид Владимирович Соколов – был кузнецом на Сяве, а Александр Владимирович Соколов 10 лет проработал в Сельхозтехнике механиком. Сама Анна Николаевна до замужества работала на прессе – штамповала бронзовые и медные украшения для конской сбруи.

К сожалению, мало мы знаем о том, какие подвиги совершали, как жили люди земли ветлужской. По крупицам надо восстанавливать историю наших дедов и прадедов, историю нашей малой родины.

При подготовке материала использованы сведения из «Историко-географического очерка» А. Тухтунова и архивного отдела администрации Ветлужского рйона.

«Когда-то здесь гремели голоса, стояли шум и гам, а сейчас заброшенная деревня, ни одного жителя…», – начала свой рассказ мой «гид» по д. Глушке, уроженка тех мест Галина Алексеевна Дунаева, сидя в редакционной машине, когда мы ехали на её малую родину.

– В конце XIX века жили в деревне два брата Дунаевых Николай (мой дед) и Павел со своими большими семьями, – продолжила Галина Алексеевна. – Их отец Василий по тем временам был грамотный и зажиточный крестьянин водил дружбу с помещиком Толмачёвым, проживающим в соседней д. Панфилихе. Вместе они вели неспешные разговоры за чашкой чая.

Павел Дунаев 20-летним парнем был призван в Царскую армию. Революцию встретил в окопах империалистической вой­ны, затем уже в отрядах Красной армии принимал участие в боях с «Белым движением». В 1919 году был под Архангельском и на других фронтах. После возвращения в родные края стал хлеборобом. В 1934 году он – член колхоза «Серп и молот», а два года спустя – его председатель. Девять лет руководил он этим хозяйством и немало положил сил и здоровья на его укрепление. Ведь это были самые тяжёлые годы – годы вой­ны. Позднее он два года работал бригадиром. Но здоровье стало сдавать, и он перешёл в рядовые колхозники. В 1956 году П. В. Дунаев вышел на пенсию, однако только по возрасту стал таковым, а фактически продолжал трудиться в родном колхозе – выходил на работу по любому наряду бригадира.

Районная газета «Ленинское знамя» в статье «Почётный колхозник» писала: «Ему 76 лет. Но не было ещё такого дня, чтобы он, Павел Васильевич Дунаев, не вышел на работу. В период заготовки грубых кормов он работал в звене престарелых, в уборку урожая – на току или в кузнице… По мере сил и здоровья всегда они помогают колхозу, а Павел Васильевич одним из первых…»

Партия и правительство страны Советов высоко оценили его заслуги перед Родиной. В год 50-летия Великого Октября Указом Президиума Верховного Совета СССР за активное участие в защите завоевания революции П. В. Дунаев награждён медалью «За отвагу». Не забыли его и в колхозе, за многолетний и прилежный труд ему было присвоено звание «Почётный колхозник колхоза «Маяк». Много можно сказать и о его общественной работе – не раз он избирался депутатом сельского совета, членом ревизионной комиссии колхоза.

Николай Дунаев был призван в армию в 1914 году. Воевал в Карпатах, в армии знаменитого генерала А. А. Брусилова. Воевал достойно – трижды был удостоен высшей солдатской награды – Георгиевского креста. Крест II степени был положен на грудь тяжело раненного солдата императрицей Александрой Фёдоровной в госпитале г. Киева (в 1916 году летом госпиталь посетила императорская чета). По возвращении домой началась тяжёлая крестьянская жизнь. С женой Павлой Ивановной они родили четырёх сыновей и дочь. Всем детям смогли дать образование.

Как и миллионы советских семей не обошла стороной Великая Отечественная вой­на и семью Н. В. Дунаева. Когда она началась, в рядах РККА уже служил их сын Василий (1916 г. р.) в звании гвардии техник-­интендант 2 ранга в миномётном полку на Юго-Восточном фронте. Он прошёл тяжёлый боевой путь, имел ранения. Вой­ну закончил в Чехословакии в звании капитана. В мирное время жил и работал в Днепропетровске зампредседателя Облпотребсоюза.

В июле 1941 года был призван Сергей. Всю вой­ну мл. сержант-­связист С. Н. Дунаев прошёл в составе 145-й стрелковой дивизии. Участвовал в обороне Москвы, был ранен. Воевал на Калининском,
I и II Белорусских фронтах. День Победы встретил в Германии. После вой­ны работал директором начальной школы в д. Сергино.

Дмитрий (1924 г. р.) – 19-летний курсант Московского кремлёвского училища им. Верховного совета – прошёл боевой путь от Кировограда (Украина) до Восточной Пруссии. С 1943 года воевал в отдельном миномётном батальоне механизированной бригады. 2 мая 1945 года был ранен. После вой­ны работал в г. Ветлуге в земельных органах, позже – экономистом Рудничного управления в г. Жёлтые Воды в Днепропетровской области (Украина).

Дочь Галина в годы вой­ны была студенткой Горьковского мединститута, до 1945 года работала в госпиталях г. Горького.

Старший сын – Алексей (1910 г. р.), отец моей собеседницы Г. А. Дунаевой­, воевал во взводе разведки стрелкового полка. Не одну воинскую профессию пришлось освоить Алексею – был он и шофёром, и связистом. Дошёл до Берлина. Все братья Дунаевы удостоены высших боевых наград.

В деревне из всех детей Николая и Павлы Дунаевых остался жить один Алексей. После Великой Отечественной вой­ны, когда в деревню вернулось 17 мужчин, а 29 погибло, в колхозе «Серп и Молот» было четыре бригады работников. Его председателем стал А.Н. Дунаев – единственный коммунист в деревне. После укрупнения колхозов Алексей Николаевич работал бригадиром колхоза «Маяк», бригадиром строительной бригады, звеньевым, а когда в деревне построили кирпичный завод, прошёл обучение в г. Брянске на мастера по обжигу кирпича. Умер в 1970 году, не дожив до пенсии, сказались четыре фронтовых ранения. Вырастил пять дочерей.
По соседству с Алексеем Дунаевым проживала семья Александра Ивановича Шевелёва (1910 г. р.) – фронтовика, прошедшего всю вой­ну. В РККА он был призван в 1932 году. Служил в 5-м Белорусском конвой­ном полку.

Уволен в запас в 1934 году. В июле 1941 года мобилизован на фронт. Воевал в армейском истребительном отряде, в отдельном батальоне дивизии стрелком, в запасном полку разведки. После вой­ны был председателем колхоза им. Молотова, бригадиром, а в последствие и на долгие годы был конюхом. Конюшня была большая, одних рабочих лошадей было более двух десятков. Конюшили всей семьёй, подрастая, отцу помогали сыновья, их в семье было шестеро.

Поездка в деревню. Наши дни

Нас, заехавших в деревню со стороны с. Макарьевского и прошедших по заросшей дороге не более 100 метров, встретил заливистым лаем пёс. У одного из домов, в тени деревьев, была припаркована машина. На наши голоса вышел молодой мужчина, это был Алексей Алюнкин. Ветлужанин, купивший один из сохранившихся домов в деревне под дачу. Раньше в этом доме жил ветеран Великой Отечественной вой­ны С. П. Питеров, о чём указывает сохранившаяся на углу дома табличка.

Общаясь с Алексеем, я параллельно разглядывал местность вокруг. Напротив его дома находится ещё одно жилище, в нём раньше проживали П.В. и К. Д. Дунаевы. На той же стороне, чуть поодаль, стоит ещё один дом, у него тоже есть хозяева, это Людмила Анатольевна Сабурова, дочь проживавших ранее в деревне Анатолия и Лидии Смирновых. Она не живёт в доме постоянно, но регулярно наведывается и занимается огородными работами на участке. По словам А. Алюнкина, кроме этих трёх домов, сохранились ещё несколько на другом конце деревни, добираться до них лучше ранней весной или поздней осенью. Пройти к ним нам не удалось.
Попрощавшись с Алексеем, мы направились на место, где ранее в деревне располагался 5-й дом – дом Николая, а в последствие его сына Алексея Дунаева, где и родилась Галина Алексеевна. Далеко идти не пришлось. Поднявшись на небольшую возвышенность, мы уткнулись в непролазные кусты шиповника, малины и другой растительности.

– На этом месте находился наш дом, ориентир – эти три берёзы, росшие на участке с начала ХХ века, – сказала Галина Алексеевна, с горечью указав на лежавшие на земле части стволов и веток деревьев. – Пару лет назад сильным порывом ветра их сломало, видимо, и они отжили свой век, как и деревня Глушка.

Постскриптум. Считаю, д. Глушка не заброшена, в ней есть ещё дачники, и пусть в таком «современном» формате, но теплится жизнь. Всё циклично в этом мире. Возможно, настанет время, когда «власть имущие» снова поймут, что полноценная жизнь в таких населённых пунктах, как деревни, необходима государству. И русская деревня обретёт былое величие: в ней будут слышны детские голоса, на полях будут гудеть трактора, на пастбищах пастись скот, а новые люди снова будут здесь жить с песнями.