Домой Спецпроекты История Адрес прибытия Калининский детский дом

Адрес прибытия Калининский детский дом

Адрес прибытия Калининский детский дом

Когда началась Великая Отечественная война, никто даже не мог представить, насколько страшные испытания ждут тех, кто окажется в блокадном ленинградском кольце

Всё меньше остаётся живых свидетелей военных лет, а сухие архивные данные порой больше вызывают вопросы, чем дают ответы. В 2020 году при поддержке администрации Ветлужского района мы получили документы из Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (по истории Беляевского детского дома) и Архива Ленинградской области, г. Выборг (по истории Калининского детского дома). Оказывается, дошкольный детский дом № 20 Ленинского района г. Ленинграда направили в Ивановскую область, а не в д. Беляевку. И детский дом из Сестрорецка направлялся не в р.п. им. М.И. Калинина, а в Кировскую область. Что произошло во время эвакуации? Почему было принято решение отправить эти два детских дома в Ветлужский район? Пока вопросов больше, чем ответов.

В 2016 году я обратилась в газету «Вести Курортного района» с просьбой помочь найти воспитанников Сестрорецкого детского дома, который располагался у нас в р.п. им. М.И. Калинина, или их родственников. Неожиданно в 2019 году мне написала Гертруда Павловна Рогаева, которая узнала об этом письме в Совете ветеранов. Воспоминания Гертруды Павловны об эвакуации и о жизни в детском доме стали бесценным источником информации для продолжения нашей исследовательской работы «Ленинградские дети на ветлужской земле». Она передала нашему творческому объединению «Поиск» фотографии (в том числе и оригиналы), на которых мы можем увидеть лица детей и воспитателей, перенестись в далёкий 1942 год.

Огненные сороковые

С первых дней вой­ны немецкие самолёты начали летать над городом: они летали так низко, что, казалось, вот-вот заденут деревья. По сигналу заводского гудка все взрослые бежали к Ржавой канаве рыть окопы. В начале сентября немцы разбомбили «бадаевские» склады, где в Ленинграде хранились основные запасы продовольствия. Дым от пожара был виден даже в Сестрорецке: тогда началась паника – все понимали, что будет голод, ведь продукты в Сестрорецк привозили из Ленинграда. Финны и немцы подошли к городу. Находиться на улицах было опасно. В августе всех жителей буквально выгнали из г. Сестрорецка «в 24 часа». Люди перебрались в соседние посёлки, хорошо, если там были родственники. Сестрорецкий инструментальный завод имени С. П. Воскова эвакуировали в г. Новосибирск. Взрослое население Сестрорецка работало в Ленинграде. Транспорт перестал ходить и люди добирались туда пешком.

Но, конечно, самым тяжёлым испытанием стал голод. С началом блокады поставки продовольствия в магазины резко сократились. Уже в ноябре начали пропадать с улиц домашние животные и даже люди. Поползли слухи о людоедстве.

В эти дни закончилось детство для многих девчонок и мальчишек, начались совсем не детские испытания.

Девочка с немецким именем Гертруда

Гертруду Павловну судьба начала испытывать рано: она осталась без родителей ещё в 1937 году. Мама Раиса Владимировна Евграфова умерла, а спустя два месяца отец Павел Михайлович, работавший в Леноблторге, был арестован по статье 58 как «враг народа». Когда началась блокада, ей было десять лет, и она жила в п. Разливе с родителями своей мамы – Владимиром Ивановичем и Анной Сергеевной Ахрапотковыми. В первую зиму на карточку иждивенца давали 125 г хлеба, рабочим – 250 г. У деда была рабочая карточка – он работал на Сестрорецком инструментальном заводе, но сил ходить на работу уже не было – 29 января 1942 года он умер, а утром следующего дня умерла бабушка. Одиннадцатилетняя Гертруда осталась одна. Несколько дней она ходила в магазин, отоваривала карточки на себя и на бабушку с дедушкой. Что делать дальше, девочка не понимала. Потом пришёл милиционер, забрал карточки и распорядился, чтобы родственники похоронили чету Ахрапотковых. Их зашили в одеяло и похоронили в дюнах, где был ров, ставший общей могилой для жителей окрестных посёлков.

Гертруду направили в детский дом, который располагался в здании школы. Об этом детском доме она знала от своих родственников – двоюродного брата Виктора и сестры Нины Ахрапотковых, которые оказались там раньше – после смерти родителей. Перед тем, как взять девочку в детский дом, велели побрить голову – боялись педикулёза. Сначала её поставили на раздачу еды в столовой – за это полагалась дополнительная порция супа (возможно, так поддерживали вновь поступивших). Порция хлеба была те же 125 г. Это не могло спасти детей, которые попали в детский дом уже слишком ослабленными. Смертность росла. Шли разговоры об эвакуации, как о единственном шансе на спасение. На 29 мая 1942 года был составлен первый список на эвакуацию, который потом менялся, появлялись новые фамилии. Документы были оформлены плохо: на отдельных листках, часто без имён, без отчества, даты рождения менялись, информация о родственниках отсутствовала. Это в дальнейшем осложнило родственникам поиск детей младшего возраста.

Дорога в тыл

Приказом Наркомпроса РСФСР № 38 по Ленинградскому областному отделу народного образования от 28 июня 1942 года был утверждён план эвакуации детдомов Ленинградской области. Директором Сестрорецкого детского дома на время эвакуации была назначена М. А. Денисова, завучем – Е.Г. Кондрашина. Воспитанники и сотрудники Сестрорецкого детского дома выехали 1 июля 1942 года (железная дорога проходила рядом с детским домом). Эвакуация была назначена на 2 июля 1942 года со станции Борисова Грива, где проходила посадка эвакуированных детей для отправки в Кобону. Для организации посадки эвакуируемых детей была направлена бригада из 5–8 человек, так как многие дети уже не могли самостоятельно передвигаться, и их в прямом смысле слова грузили в машины. Так для них началась «Дорога жизни» по Ладожскому озеру. Советские самолёты кружили в небе, прикрывая эшелон от фашистских обстрелов. На станции в Кобоне детей накормили чечевичной кашей и посадили в поезд, который привезёт их в г. Горький.

Гертруда Павловна Рогаева вспоминает, что эшелон подвергался частым обстрелам: всем нужно было выходить из вагонов, потом снова все грузились и снова ехали. Во время этих остановок дети рвали какую-то траву, пили воду из луж, что для ослабленного от голода организма означало смерть. Конечно, детей в дороге кормили – на каждого выдавался паёк из сухпродуктов. Была и банка сгущёнки, которая для младших детей оказалась ядом – они выпили всё сразу, и некоторые умерли от расстройства желудка. Запомнились девочке многочасовые остановки в Коврове, Буе, когда с поезда выносили десятки трупов детей. В 20-х числах июля дети прибыли в г. Горький, где в Доме пионеров имени Чкалова детские дома распределяли по районам Горьковской области. Сестрорецкий детский дом направили в р.п. им. М. И. Калинина Ветлужского района, где он получил название «Калининский детский дом». По официальным данным, в Калининский детский дом попали 117 детей, однако эта цифра тоже вызывает много вопросов.

Невоенные потери

В посёлок детей привезли на грузовых машинах. Машины остановились, но никто не выходил – у детей не было сил спрыгнуть с машины, некоторые не могли даже подняться – их выносили на руках. Увидев детей, больше похожих на скелеты, обтянутые кожей, многие начали плакать. Встреча получилась не такой торжественной, как предполагалось. Детей разместили в деревянном двухэтажном здании Дома культуры.

Казалось, что всё самое страшное уже позади, но в августе умерла Роальда Чемезова двенадцати лет, а в сентябре – пятнадцатилетняя Аня Смирнова.

Осенью, когда уже стало холодно, детей перевели в здание школы с печным отоплением. Четыре кабинета переделали под спальни для детей, в маленькой комнате (возможно, бывшая учительская) поселилась директор детского дома.

Первая зима оказалась очень трудной: уже выпал снег, а дети ходили в лес за валежником в тряпичных тапках «спортсменках». Ноги покрывались язвами, к которым прилипали чулки. Потом появились лапти, стало лучше, но ослабленные ребятишки начали болеть. В декабре 1942 года умерла Лида Гузиновская, которой было четырнадцать лет, в марте 1943 года – пятилетняя Зоя Вяземцева, а в мае – Полина Смирнова (12 лет) и Юра Анцус (13 лет) с диагнозом «милиарный туберкулёз». Юра Анцус был двоюродным братом Веры Ивановны Квятковской (подруга Г.П. Рогаевой). Юру называли вундеркиндом за то, что он решал задачи для старшеклассников. Мальчик заболел ещё зимой после заготовки дров, его лечили, но организм был слишком ослаблен. Этих детей похоронили на сельском кладбище, но уже никто не знает, где их могилы. Могила (символическая) Юры Анцуса есть на Тарховском кладбище в г. Сестрорецке. Оказывается, людей, похороненных зимой в общем рве в дюнах, весной перевезли в общую могилу на Тарховском кладбище. А когда в Сестрорецк стали возвращаться родственники погибших, они начали делать отдельные могилы, чтобы у них было место, где можно преклонить голову в память о своих близких.

За этими трагедиями последовала проверка из г. Горького. Проверяющая Калерия (отчество и фамилия не известны) опрашивала детей и сотрудников. После проверки директор детского дома М.А. Денисова уехала в г. Новосибирск.

Жизнь налаживалась

Новым директором Калининского детского дома стала Клавдия Ивановна Медведева, которая приехала со своими детьми. (Гертруда Павловна утверждает, что новый директор приехала из Москвы, но среди воспитателей Дошкольного детского дома № 20 Ленинского района г. Ленинграда, который разместили в Беляевке, также есть Клавдия Ивановна Медведева с детьми. Возможно, она и стала новым директором Калининского детского дома). Она сама ездила по колхозам, откуда привозили продукты в детский дом. Появились новая одежда, обувь, стали лучше кормить. По её просьбе на правом берегу р. Ветлуги детдому выделили участок земли. Землю вспахали, а дети проходили и подсовывали семена картофеля под перевёрнутые пласты. Картошка выросла на удивление хорошая.

Заведующая учебной частью Екатерина Григорьевна Кондрашина распределила ребят из старшей и средней групп на четыре бригады. Каждая бригада дежурила неделю. В обязанность бригад входило: распиловка и колка дров, топка печей, мытьё полов, доставка воды, работа на кухне. Летом ходили в деревню на пункт переработки молока за «обратой» (авт.: обезжиренное молоко).

Старшие дети летом работали в колхозе – теребили лён. Норма: вытащить и связать 100 снопов. Очень болели руки и ноги (работали босиком). Разместили детей в домах, они спали на сеновалах, колхозники их кормили. Запомнилась горячая картошка с маслом, только что отжатым из свежего льна. Вечером после работы ходили в лес за грибами.

Младшие дети помогали на кухне, делали уборку в комнатах. В детском доме было полное самообслуживание.
Была организована художественная самодеятельность. Алексей Филиппович Шемаков – учитель немецкого языка в поселковой школе – создал струнный оркестр. Он же руководил хором. Был и кружок танцев. Дети выступали в местном Доме культуры и ездили по колхозам. Запомнилась Гертруде Павловне постановка на тему партизанской вой­ны. В кружке по рукоделию Антонина Александровна Кинкман учила вышивать разными способами (гладью, крестиком, ришелье). Под её руководством девочки сами шили себе кофточки из белой бязи и украшали вышивкой.

Постепенно жизнь налаживалась, но все дети мечтали вернуться домой к своим родным.

КСТАТИ

В 2001 году состоялась встреча воспитанников Сестрорецкого-Калининского детского дома в школе № 434. Из 117 человек 22 пришли на эту встречу, где с благодарностью вспоминали дни, проведённые в Берёзовой Заводи (так они называют р.п. им. М.И. Калинина). Сейчас поделиться воспоминаниями может только Гертруда Павловна Рогаева.

Воссоединение с родными

Покидать Калининский детский дом дети начали ещё в 1942 году: восемь воспитанников местные жители взяли в свои семьи – Геннадия Герасимова, Бориса Зенина, Евгения Кузнецова, Инну Лукашеву, Александру Медникову, Владимира Огородникова, Юрия Соловьёва и Галину Храброву. С 1943 года старшие дети стали уезжать к своим родственникам, чаще – в г. Новосибирск, куда был эвакуирован Сестрорецкий инструментальный завод. Из р.п. им. М. И. Калинина уехали сестрорецкие воспитатели со своими семьями, и в детском доме остались работать местные жители. Старшие воспитанники поехали учиться в г. Ленинград в ремесленное училище № 12. Известно, что некоторые потом работали на заводе «Большевик». В организованном порядке детей в г. Сестрорецк не возвращали, они сами решали, что делать дальше.

В мае 1945 года все праздновали победу! И у всех детей вновь ожила надежда вернуться домой. Эта мечта сбылась у Верочки Квятковской (так все в детдоме звали Веру Ивановну Квятковскую) – в мае 1945 года за ней приехал отец Иван Александрович. В честь Победы и встречи с дочкой он устроил пикник для всех детдомовских детей.

Приказ – расформировать

С директором Калининского детского дома К. И. Медведевой произошёл несчастный случай, и в детдом назначили нового директора. Тогда же было принято решение детский дом в р.п. им. М. И. Калинина расформировать: детей постарше (куда попали все ленинградцы) распределили в Ветлужский и Поповский (Борский район) детские дома. Местные дети младшего возраста переехали в д. Бердничата, где теперь располагался детский дом. На этом история Сестрорецкого-­Калининского детского дома закончилась.

Девять детей младшего возраста из Калининского детдома были направлены в Ветлужский детский дом. Среди них была и Галина Александровна Холодкова, о судьбе которой мы уже рассказывали на страницах газеты («В живых осталась только Галя»).

В Поповский детский дом попали 15 воспитанников постарше. Об этом детском доме была сложена песенка-­страшилка: «А в Поповском детском доме воспитатели – палачи…», и все боялись туда попасть.

Воспоминания Г.П. Рогаевой (Евграфовой) подтверждают, что там были тяжёлые условия для детей. По её словам, детский дом размещался в двух кирпичных неотапливаемых зданиях бывшей детской колонии. Школы не было – семиклассники ходили в п. Кантаурово за четыре километра от д. Поповки. Зимой им выдавали солдатские ботинки, чтобы ходить по снегу. Дети постоянно болели. Некоторые не выдержали и бросили учёбу, но никому до этого не было дела. Директор (мужчина) никогда не выходил из своего кабинета, всем руководила его мать, которую все боялись за суровое обращение.

Очень хорошо к детям относился воспитатель из Узбекистана, старался помочь, но вскоре он уехал на родину.

В комнатах стояли печки «буржуйки» с трубой, выведенной в окно. Кормили плохо: суп из мороженого лука, который ребята выливали на пол в неотапливаемой столовой. Суп моментально превращался в лёд, и так слой за слоем до весны. Когда этот «каток» начал таять, его сгребли лопатами и вывезли на улицу.

Девочки из Калининского детского дома держались вместе. Ходили по домам в деревне и меняли своё рукоделие, которое привезли с собой, на еду. В деревне жили староверы, они в дом никого не пускали, молча отдавали три-четыре картошины и закрывали калитку. Осенью, возвращаясь из школы через колхозное поле, дети воровали морковь и ночью грызли её под одеялом.

Гертруда Павловна вспоминает: «Год, прожитый в Поповке, показался адом. Там ещё оставались ребята из колонии, которые ходили с ножами и держали нас в страхе. Я об этом написала своей двоюродной сестре в Сестрорецк. Оказывается, цензура эти письма проверяла. Пришёл милиционер и отвёл меня в отделение, где обещал применить ко мне меры воздействия, если я ещё буду об этом писать. В Поповку приезжала комиссия из Горьковского отдела народного образования – всё та же Калерия. Она сразу отличила девочек из Калининского детского дома и разговаривала с нами отдельно. Но после этой проверки в детском доме ничего не изменилось».

После Поповского детского дома некоторые дети вернулись в г. Сестрорецк: кто-то смог найти родственников, кто-то сам устроился на работу. Всем им пришлось рано повзрослеть и стать самостоятельными.

Несостоявшаяся встреча

Г.П. Рогаева после Калининского детдома один год жила в Поповском детдоме. Тогда она получила известие о том, где находится в заключении её отец – Павел Михайлович Евграфов. Он был заключённым Унженского исправительно-­трудового лагеря у п. Сухобезводное Горьковской области. Гертруда Павловна уговорила своих подруг сходить из д. Поповки в р.п. им. М. И. Калинина навестить воспитателей. Она узнала, что дорога ведёт через Сухобезводное, и надеялась найти отца. По узкоколейной дороге они вышли к посёлку и нашли место, где располагался лагерь. Там ей сообщили, что Павел Михайлович умер в 1944 году. Они два года были рядом и ничего не знали друг о друге! Теперь, уже зная, что она – сирота, Гертруда Павловна поехала в п. Разлив, где жила когда-то с родителями. Но девочку там никто не ждал – дом заняли дальние родственники.

Ленинград

Гертруда Павловна уехала в г. Ленинград. На зиму её приютили старые знакомые родителей и устроили работать на Судостроительный завод счетоводом. Она получила комнату в общежитии, начала учиться: сначала курсы бухгалтеров, затем – институт и аспирантура. Вышла замуж. Родился сын, но он рано умер.
Работала главным инженером, потом директором вычислительного центра Центрального вычислительного управления СССР. Руководство Финансово-­экономического института им. Вознесенского, который она окончила, пригласило её на должность научного руководителя Отраслевой научно-­исследовательской лаборатории Министерства лёгкого и пищевого машиностроения. Г. П. Рогаева имеет учёную степень кандидата экономических наук и учёное звание старшего научного сотрудника по специальности «Экономика, организация управления и планирование народного хозяйства». Награждена орденом Знак Почёта.

Гертруда Павловна благодарна судьбе за то, что оказалась на ветлужской земле во время блокады Ленинграда. Но для неё детский дом – это лишь промежуточная инстанция, которая не оказала серьёзного влияния на её личность. Она утверждает, что все её качества были заложены в семье.

Вернуться в родной дом женщина смогла лишь много лет спустя после отъезда родственников. Она живёт в Санкт-­Петербурге, но с мая по ноябрь приезжает в п. Разлив. Это удивительно целе-устремлённый и энергичный человек, несмотря на преклонный возраст.

Ваш комментарий

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя здесь

Срок проверки reCAPTCHA истек. Перезагрузите страницу.