Там не слышны разговоры, смех, не поются песни… Лишь застыла в почётном карауле тишина. Сколько их, таких мест, на нашей земле? Известных и не очень, крупных и небольших, в больших города и маленьких сёлах — там, где мы живём, главных и… главных всё равно.

Цикл публикаций под названием «Безмолвное эхо войны» расскажет о некоторых мемориалах и братских захоронениях, в которых покоятся ветлужане, павшие на полях сражений Великой Отечественной войны.

Одна из страниц в истории Великой Отечественной войны — нацистские концлагеря. На территориях, где прежде они располагались, сейчас находятся мемориалы и захоронения советских солдат, замученных в этих казематах смерти. В этой публикации речь пойдёт о шести ветлужанах  -узниках Ламсдорфских лагерей.

Попадание в ад

Бережно перебираю копии документов, которые намного старше меня. Данные о военнопленных фашистских концлагерей десятилетиями находились за семью печатями, поэтому формулировка «пропал без вести» зачастую оставалась единственным сведением о судьбе унесённого войной.

Пролить свет на судьбу солдата, которого более 75 лет родные считали без вести пропавшим, помогла немецкая педантичность. Фашисты вели строгий учёт пленных. На каждого была заведена карточка.

С волнением читаю скупую информацию: Шталаг 318 (Ламсдорф), лагерный номер 15 883, воинское звание – рядовой, место службы – 765-й СП, дата и место пленения – 28 августа 1941 года, Смоленск. Дата смерти – 21 декабря 1941 года.

Речь идёт о нашем земляке Александре Ивановиче Скакунове, уроженце
д. Завьяловская Ветлужского района. В его персональной карте указаны дата рождения: 22 апреля 1915 года и даже рост (1 м 59 см), цвет волос (брюнет). Есть отметка по прибытии в лагерь – «здоров», отпечаток пальца и фотография.

А.И. Скакунов в ряды РККА был призван в июне 1941 года, воевал на Резервном фронте в 765-м стрелковом полку 107-й стрелковой дивизии (первого формирования). На начало войны дивизия входила в состав 53-го стрелкового корпуса 24-й армии. В июле 1941 года дивизия приняла первый бой в Смоленском сражении. 8 августа 107-я стрелковая дивизия перешла в наступление. Противник бросил против сибиряков танки и артиллерию. То и дело в воздухе появлялись штурмовики. На пути 107-й дивизии встал полк «Фюрер» из отборной дивизии СС «Райх», с 8 августа по 6 сентября 1941 года потери дивизии составили 4 200 человек убитыми и раненными.

После некоторого пребывания в лагере Ламсдорф 8 ноября 1941 года Александр был
переведён в лагерь «Stalag IIIC Alt-Drewitz» (лагерь на окраине германской деревни Альт-Древитц в 6 км от крепости Кюстрином, сейчас Джевице, в районе города Костшин — над-Одрой, Польша), где и умер, о чём свидетельствует отметка в карте военнопленного. Там же, в графе «болезни», сказано – умер в лазарете 21 декабря 1941 года, причина смерти – «общая ослабленность организма».

Чтобы представить условия содержания в лазарете лагеря Альт-Древитц, обратимся к воспоминаниям 2008 года И.З. Эренбурга, одного из выживших военнопленных: «В сентябре 1941 года я был ранен и в бессознательном состоянии оказался в плену. В течение двух с лишним месяцев меня вместе с остальными пленными перегоняли с одного лагеря в другой на территории Белоруссии и Польши. В декабре 1941 года меня перевезли в Германию под город Костшин, в лагерь «III-C», где направили в так называемый «лазарет». Разместили в барак «С», где инфекционные больные и раненные находились вместе. Медицинскую помощь не оказывали На нас проводили эксперименты. Вводили шприцем в левую грудную мышцу и в вену какие-то препараты. Каждую неделю мы сдавали по 2-3 пробирки крови, а один раз в месяц у нас брали кровь до одного стакана. В лазарете царили холод и голод.  По ночам зверствовали два немецких охранника, которые за надуманные нарушения забивали «штрафников», а утром санитары выносили мёртвые тела. В целях ещё большего увеличения смертности в «лазарете» оборудовали специальную комнату, где замораживали ещё живых «штрафников». Смертность в «лазарете» была очень высокой».

Похоронен А.И. Скакунов был на лагерном кладбище. После войны братские могилы были вскрыты чрезвычайной государственной комиссией СССР, тела погибших эксгумированы, число похороненных было определено около 7 000 (в основном советских и французских) и перезахоронено в 10 братских безымянных могил длинной в 340 м. Хотя по имеющимся на сегодня данным, в лагере погибло свыше 12 000 военнопленных. В 1962 году кладбище было приведено в порядок, в 1966-м рядом с братскими могилами установлен памятник. В 1989 году костшинские фронтовики установили памятный крест в знак почитания памяти жертв Шталага. По данным на декабрь 2012 года, кладбище площадью 0,3068 га огорожено забором из металлической сетки. В конце центральной аллеи расположен четырёхметровый металлический крест и памятник в виде установленной на постаменте плиты с барельефом военнопленных.

О пребывании ветлужанина Александра Ивановича Гусева в лагере Шталаг 318 говорит так называемая Зелёная карточка учёта военнопленных. На основе её анализа удалось выяснить: А.И. Гусев родился 19 февраля 1905 года в д. Шумилово Ветлужского района. Девичья фамилия матери – Бородачёва. По профессии был сапожником. Женат на Александре Гусевой. Воинская часть – 1001-й стрелковый полк. 11 октября 1941 года попал в плен в Брянске.

Наш земляк воевал на Западном, Брянском фронтах рядовым красноармейцем в 1001-м стрелковом полку 279-й стрелковой дивизии (первого формирования) в составе 43-й, а затем 50-й армий. Дивизия была сформирована 8 июля 1941 года. Формирование происходило в г. Горьком, Дзержинске и Арзамасе. 4 августа дивизия получила приказ об отправке на фронт. Следовали через Владимир, Москву, Тулу. Выгрузившись, дивизия совершила маршбросок к р. Десне и заняла оборону по восточному берегу реки. На 30 августа 279 СД имела личного состава 11 454 человека, была хорошо укомплектована артиллерией (кроме противотанковой), пулемётами. Однако стрелковые части почти не имели автоматов, совершенно отсутствовали зенитные средства, не хватало автотранспорта и средств радиосвязи. 1 октября 1941 года, имея большое преимущество в силах, немецкая группа армий «Центр» силами 2-й танковой армии при поддержке авиации нанесла удар нашей 43-й армии по правому флангу. В исключительно тяжёлое положение попала 279-я стрелковая дивизия. По данным
оперативной сводки № 125 ОКХ от 18 октября 1941 года: в ходе уничтожения 50-й армии взято в плен 55 105 человек. 279 стрелковая дивизия уничтожена.

Александр Гусев попал в плен 11 октября 1941 года. Одному Богу известно, через какие транзитные лагеря он проходил, но в карте указано, что 22 мая 1942 года он попал в Stalag 337 Baranowitschi (Барановичи – город на западе Беларуси). Затем через 46 дней его 7 июля переводят в Шталаг 318 (Ламсдорф).

Обратимся к воспоминаниям советского военнопленного Д.Т. Чирова из его книги «Средь без вести пропавших».

«…Утром привезли нас на станцию Барановичи и сразу же после выгрузки из вагонов повели к местной тюрьме. Расположили в тюремном дворе. Велели всем сесть на землю и ни в коем случае не вставать на ноги. Кто-то, забыв о приказе, встал, чтобы «малую нужду» справить, и получил пулю в левую руку. Вот так немцы в течение суток, чтобы устрашить нас, устраивали бессмысленные и жестокие кровопролития…

Пребывание в Барановичах, длившееся около трёх недель,  запомнилось мне тем, что я завидовал товарищам по несчастью, кому подфартило в холодные ночи «блаженствовать» под тюремной крышей за толстыми стенами тюремного здания: большая часть военнопленных и дни, и ночи прозябала на тюремном дворе под открытым небом. 

Здесь же начала гноиться моя не затянувшаяся до конца рана — царапина на правой голени. Приходилось стирать без мыла старый бинт в стоячей луже, промывать рану холодной водой, благо, что набрать воды было во что, выручала каска, долгое время служившая мне и кастрюлей, и тарелкой, и кружкой, — а потом, просушив бинт, снова наматывать его на рану. 

Из Барановичей нас вывезли, затолкав в «телячьи» вагоны по сто человек. — сесть было невозможно, и трое суток мы в них простояли. На дорогу ни крошки хлеба не выдали. Везли. не открывая вагоны  и не выпуская никого даже «по нужде», а «параш» в вагонах не было, да их и поставить, если бы они и были, было некуда. Хорошо, что наши кишечники успели как-то приспособиться к голодному режиму: потребность в «большой нужде» возникала не чаще одного раза в пять дней, почти то же самое было и с малой нуждой.

На польской станции Катовице судьба смилостивилась над нами: немцы открыли вагоны и вывели нас на платформу, а потом повезли дальше, на запад, а утром 14 октября выгрузили в Германии, на станции Ламсдорф».

Транспорт с советскими военнопленными прибывал в Ламсдорф осенью и зимой 1941–1942 гг. в среднем два раза на день. Большинство пленных были без шинелей, в рваном обмундировании и в деревянных колодках. После выгрузки они по 5–6 часов стояли в ожидании отправки в лагерь. Многие из них болели кровавым поносом. Когда их гнали в лагерь, то железная дорога и дорога до него была вся в пятнах крови.

«Нас, привезённых из Барановичей в Ламсдорф,  было, наверное, тысячи три, так что колонна военнопленных растянулась чуть ли не на километр. И повели нас, грязных, измятых. по месяцу и больше не бритых, полуоборванных, добрая половина без шинелей и плащпалаток, всех почерневших от пота и пыли, а уж о том, что не просто голодных, но изголодавшихся, и говорить нечего. Ввели на территорию шталага 318. Загнали в один из блоков и закрыли опутанные колючей проволокой ворота, — располагайтесь, мол, и живите, пока живы…».

Лагерь занимал территорию в 25 кв. км и был обнесён двойным рядом колючей проволоки, разбит на отдельные блоки, которые также обнесены проволочным заграждением.

«Начали мы располагаться. Сразу же принялись ямы копать, надеясь, что в них потеплее будет, — хоть от ветра можно укрыться. Чем копали? Да чем попало: у кого была каска — каской, у кого нож — ножом, у кого ложка — ложкой».

Первое время до постройки бараков военнопленные из СССР были вынуждены жить в выкопанных своими силами землянках. Они представляли собой ямы длиной примерно 300–400 м и шириной около 3 м. Высота ямы по центру в рост среднего человека. Каждая такая нора была прибежищем приблизительно для 700 человек: люди там были набиты, как сельди в бочке. Кто не помещался, вынужден был оставаться на улице под открытым небом.
Ежедневно были случаи, что крыша какой-нибудь из землянок обваливалась и людей,
находящихся в ней, заваливало землёй.

«Чувство обречённости размывала в нас ни с чем не сравнимыми муками голода. Нет положения более тяжкого и унизительного, чем то, в каком оказывается человек, когда он чувствует, как невидимая петля голода с каждым днём всё туже и туже сдавливает его горло».

Начиная с 10 часов утра всех выгоняли из землянок и строили по соткам для раздачи пищи. Кормили баландой, сваренной из кислой свёклы. Это была красная вода, в которой с трудом можно было отыскать кусочки свёклы.
Для «сытости» туда добавляли гольцмильх – древесную муку. Как бы мелко ни была перемолота древесина, в ней всё равно оставались древесные волоски, мелкие щепки. Эти волоски оседали в желудке и впивались в его стенки. Со временем человек умирал. Пленные просили не сыпать гольцмильх в баланду, пусть лучше будет пустая красная вода, и отказывались есть. Тогда немцы строили их и, проходя между рядами пленных, кололи штыками в живот.

«Продержали нас в этой голой зоне ещё с неделю, и каждое утро вывозили из неё по два-три фургона трупов, так что за первые десять дней пребывания в Шталаге 318 км от нас, привезённых из Барановичей трёх тысяч, осталось около половины. Одни окоченели на земле, других завалило в их нороподобных ямах, третьи нашли свой конец на запретной полосе. Пригоняли вместительные фургоны, запряжённые крупными конями-тяжеловозами, и бросали в них, как дрова, умерших наших товарищей по несчастью и увозили на лагерное кладбище. Закапывали их заранее открытом пленными рву, и сгинули те люди без следа, — ни имена их, ни возраст, ни воинские звания никого не интересовали ни в Германии, ни в Советском Союзе. Как мы себя чувствовали, видя и понимая, что немцы сознательно обрекли нас на медленную и мучительную смерть? Ответить на этот вопрос можно, наверное, только вопросом: а как может чувствовать себя человек, не питающий никакой надежды на то, что будет жив завтра утром?..».

У ветлужанина Александра Гусева в карте записана дата попадания в Шталаг 318. Дата смерти не указана. Умер ли он в этом лагере, или был направлен в другой, неизвестно. Это неудивительно, так как о судьбе военнопленного одна только Зелёная карточка, мало говорит. Ведь из неё вытекает лишь один момент – прибытие или убытие в тот или иной лагерь. Проследить более подробно путь человека в плену можно лишь на основе персональной карточки или при наличии всех Зелёных карточек лагерей на данного человека. Но другой информации на открытых сайтах Минобороны РФ не обнаружено. Одно там сказано точно – погиб в плену.

Можно только догадываться, что именно отняло жизнь у здорового 37-летнего мужчины? Доконали ли его тиф, постоянный голод, бич всех концентрационных лагерей – «дурхфаль» (дизентерия), или, не выдержав постоянных лишений, он бросился на колю- чую проволоку под напряжением и погиб от пули часового? Теперь этого никто не узнает. От него не осталось даже фото- графии – только Зелёная лагерная карточка.